Анатолий РУБИНОВ: “Этот текст я посвящаю введению повременной оплаты за “городской” телефон. Двадцать с лишним лет назад в Минсвязи тоже хотели провернуть такой фокус… Но мы им помешали!”.
В 80-х годах позапрошлого века Датско-шведское общество в Милютинском переулке набирало девушек-операторов, которые должны были быстро втыкать шнуры в гнезда и быть непробиваемо услужливыми. Отбирали непременно барышень с хорошими манерами, незлобивых, сговорчивых, покладистых.
С ними беседовали хорошо воспитанные иностранные дамы — жены хозяев. Они пили чай с молодыми москвичками, очаровательно беседовали на отвлеченные темы, и никто не догадывался, что это ответственный экзамен. Благородные дамы испытывали охотниц телефона: не болтливы ли они, умеют ли держать секреты и быстро поворачиваться.
За год центральные улицы Москвы были утыканы столбами, на которые были наброшены провода: от дома к дому. В “Московском вестнике” скоро появилась таблица из ста номеров первых московских телефонов. Последним — скромно, под номером 100 — значился телефон самого главного инженера. Революция признала царский телефон. Тот, кто им обзавелся, был обязан всех соседей пускать к себе позвонить, даже ночью — даже с которыми был не знаком, без всяких расспросов… Телефон быстро развивался, строились черные дома-кубышки, по виду которых москвичи узнавали телефонный узел. Правда, в этих кубышках переменились молодые хозяйки — они были не столь любезны. Наверное, замужние женщины. Стали даже немного грубоваты. И очень болтливы: все пикантные новости москвичи узнавали не из “Рабочей Москвы” или “Вечерней Москвы”, хотя ее и назвали “московской сплетницей”.
Долгую, переменчивую жизнь пережил московский телефон. У него были любопытные страницы, и не очень. На столетнем юбилее телефона космонавт Леонов со смехом рассказал, что в его наушниках однажды зазвучал сердитый голос незнакомой женщины — она набрала неверный номер: случилась приятная ошибка! Она звонила подруге, а оказалась в космосе…
1980 год. Борьба с тарифами
…Самую большую грядущую московскую новость я узнал в Венгрии. Я поехал на будапештский телефонный завод, и мне показали счетчики, приготовленные к отправке в советскую столицу. Потрогал, расспросил, как они устроены. Потом в Москве убедился, что грядет большая телефонная перестройка. Оказывается, московский телефон скоро переходит на поразговорную оплату (сейчас говорят: повременная). В Будапеште я слышал мелочный разговор домашних хозяек: “Вы должны были мне позвонить — я уже три раза вам звонила!”. Так будет и в Москве?
В Министерстве связи признали, что готовится крупная телефонная перестройка. Она совершенно необходима — потому, что советские люди слишком много тратят своего рабочего и личного времени на телефонную болтовню... Первый опыт со счетчиком провели в Пскове… Пришлось встретиться с одиноким сердечником, который при мне зашел в мест-ную телефонную службу: за время инфаркта ему прислали рекордный счет — лежа в больнице, он, оказывается, то и дело говорил из дома по своему домашнему телефону. Добрый начальник телефонного узла сразу отдал распоряжение: споры с абонентами решать ВСЕГДА в пользу хозяина телефона. ВСЕГДА! Несмотря на этот случай, новость охватила все телефонные узлы страны: во всех городах обзаводились счетчиками. Делали сами, покупали их за границей.
В “Литературной газете” в номере от 17.09.1986 года была опубликована первая моя статья против телефонных счетчиков — “Разговоры с выражением”. Я указывал, что это прибыльное для Министерства связи новшество резко ударит по самым обыкновенным людям: бабушки перестанут заботиться о внуках, будут воздерживаться от звонков в поликлиники, самые бедные перестанут звонить своим подругам — наступит молчание. Ответом были тысячи писем!
Меня вызвали в ЦК партии. Ровно к десяти утра. Под слышимый в комнате бой курантов пригласили в большой кабинет. Там уже были сам суровый министр связи, стенографистка и новый заведующий отделом связи ЦК КПСС, с которым генеральный секретарь только что познакомился в Приморье. У него была прекрасная поэтичная фамилия — Пастернак. Я, наверное, правильно поступил, хотя меня и осудили, — начал зачитывать вслух “письма трудящихся”. Подряд три толстые папки. Министр суетился... Перебивал, приговаривал: “Знаем, каких писем вы набрали”. Пастернак останавливал министра, кивком головы разрешая мне продолжать цитировать, прочесть еще письмо и еще. Два часа заседания имели неясный результат: “А почему вы не дали в свое время прочитать их министру?”. Лучший вопрос трудно было выдумать! Вернувшись в редакцию, я запаковал несколько огромных папок и написал: “Согласно договоренности, посылаю Вам первую тысячу откликов читателей с редакционным курьером — обычной почтой было бы медленнее. Завтра будет отправлена вторая тысяча”. Две недели в дом на улице Горького аккуратно отсылались по тысяче писем, в которых трудовой народ выражался весьма откровенно.
И столь выгодная для финансового плана министерства афера не состоялась! Так, к ликованию бесчисленных незнакомых читателей, была сорвана хитрая операция, которая обещала министерству большой финансовый успех. У выхода на улицу Куйбышева встретился знакомый режиссер, он до сих пор вспоминает мои хвастливые слова: “Поразговорная плата свергнута!”. Понадобилось полтора десятка лет, чтобы опровергнуть это заключение. (Правда, много позже в “Московских новостях” была опубликована итоговая символическая статья: в ней перечислялись фамилии знатных московских телефонных деятелей, которые стали благодаря этой затее миллионерами, указывались точные суммы валюты, лежащие на их личных счетах в иностранных банках.)
Хотя, надо сказать, некоторые многотиражные газеты все-таки обещали поразговорную оплату, указывали сроки ее появления. Суть ее была в том, что каждый должен платить ежемесячную абонентскую плату и плюс сверх этого — оплачивать каждую минуту разговора. Но с сильным опозданием Государственная дума решила вопрос. 18 июня 2003 года она приняла Федеральный закон “О связи”, а 7 июля 2003 года его подписал президент, и закон вступил в силу под №126-ФЗ. Статья 54 “Оплата услуг связи” гласит: “Оплата местных телефонных соединений производится по выбору абонента-гражданина с применением абонентской или повременной системы оплаты”.
В последние дни люди, имеющие телефон, находятся в волнении: прикидывают, насколько жизнь будет дороже. Звонят в поликлинику и волнуются из-за нерасторопности регистраторов, звонят в справочную и удивляются, что невидимые женщины роются в компьютерах так медленно, как неграмотные, а деньги идут…
Введение повременной платы нуждается в полной перемене повседневной жизни всех учреждений. Но это еще не главное — основное то, что повременная оплата — несправедлива в корне. Телефонный монополист заставляет платить за одну услугу дважды: абонентскую плату и за минуты разговора. Даже если человек, выбравший повременную форму оплаты, не будет делать звонков, все равно каждый месяц он обязан будет вносить плату за телефон — как говорят некоторые, “за провода”. Но Закон “О связи” четко указывает: плата ИЛИ абонентская, ИЛИ повременная. Возмущает и то, что счетчик, который будет учитывать время разговоров, находится не перед глазами абонента, а где-то там, в далекой дали, на телефонной станции. Мы вообще никак не сладим со счетчиками, по которым начисляют нам платежи.
Когда руководителя Департамента социальной защиты населения города Москвы, представшего перед депутатами Московской городской думы, спросили, как он относится к тому, что люди не будут видеть счетчиков, показания которых должны будут оплачивать, он простодушно ответил: “Я сам обычный пользователь телефона и тоже получаю ложные счета с телефонной станции, и мне как обыкновенному гражданину приходится доказывать, что я никуда не звонил”.
Повременную плату вводить нельзя, потому что никто не объяснил, почему одна минута разговора в одном случае стоит 23 копейки, а в другом та же минута — 28 копеек. Почему не 22 или 27? Не 24 и не 29? Опять, по привычке, все телефонные тарифы, как и коммунальные, взяты из самого верного источника, где никогда никто не ошибается: С ПОТОЛКА. И потом, если человек говорил не полную минуту, а пятнадцать секунд, то ему что, платить как за минуту? С какой стати? Если телефонная механика не способна учитывать секунды, то такой счетчик нам не нужен.
Домашний стационарный телефон вообще “не имеет права” дорожать, потому что в нем с 80-х годов XIX века (когда Датско-шведское общество в Москве, в Милютинском переулке, набирало девушек-телефонисток) мало что изменилось. Единственное новшество — дисковый набор сменился кнопочками. Наши телефонисты абсолютно не работают над усовершенствованием телефонных услуг. Они озабочены одним: как бы к каждому номеру прикрутить счетчик. Но и сама счетная техника тоже изобретена не ими. На Западе шкафы выше человеческого роста сменились крохотными шкатулками, вмещающими тысячи номеров… Единственное, чем наши телефонисты овладели в полной мере, так это прослушиванием каждого телефонного номера. Об этом писала в 30-х годах ХХ века еще Лидия Корнеевна Чуковская в повести “Софья Петровна”, и в конце века писали тоже. Послушные телефонисты не возражали.
Москва — мегаполис. Люди здесь не видятся годами не из-за лени, а из-за невозможности увидеться: работа, возраст, здоровье. Но общаться надо. Все это проблемы не одной только России. И вот для преодоления расстояний еще в позапрошлом веке один скромный американский инженер изобрел телефон, который теперь норовят отнять у всех нас и превратить в привилегию богатых.
P.S. Все старые десятки тысяч письменных протестов против введения поразговорной платы в своем настроении были едины. Они наверняка до сих пор хранятся в Министерстве информационных технологий и связи. Было только ОДНО письмо, которое тогда горячо приветствовало министерское введение. Оно было послано в двух экземплярах — и в редакцию, и в ЦК КПСС. Автор клялся, что министр связи “настоящий советский человек” и что он всей душой предан коммунистической власти. Он подписался и обозначил свое настоящее имя. Единственный апологет нововведения оказался старшим братом тогдашнего министра связи Василия Шамшина — Иван
http://www.novayagazeta.ru/data/2007/color18/10.html